Часть четвертая
УЧИТЕЛЬ. Окончание.

Ковшуновы

В 1943 году, в Киеве, перед тем, как сдать приведенных мною новобранцев из Носовского района в Киевский запасной полк, выкроил я время повидаться со своей спасительницей Ниной Ковшуновой. Ее семья жила на втором этаже небольшого четырехквартирного дома. Подхожу к ее дому и вижу: взрывной волной выбиты все окна и двери, дом пуст. Пошел по улице искать кого-нибудь. Недалеко жила ее подруга Ксения. Она мне сообщила, что Нина погибла на станции. Как это было? Перед тем как бежать из города под натиском советских войск, немцы проводили тотальные облавы и увозили людей в Германию. Забрали и всю семью Ковшуновых: мать, брата и Нину. Люди сопротивлялись, как могли. На станции Нина, подумав, что с ребенком ее не возьмут, оставят, взяла на руки чужого ребенка, но это не помогло. Раздраженные активным сопротивлением, немцы начали расстреливать людей. Убили многих, остальных – увезли. Я спросил Ксению: – А ты Нину видела? – Да, – отвечает. – А когда видела? – Три дня спустя, когда разрешили. – А погода какая была: теплая или нет? – Теплая. – И как она выглядит? – Лицо было распухшим – по лицу не узнать, но одежда – ее. – Ну, значит, это не она была. И я сказал Нининой подруге: мне подсказывает сердце, что Нина жива, и вернется примерно тогда-то. Живы и мать, и брат, и они тоже скоро вернутся, только в разные дни. Подруга с недоумением смотрела на меня, очевидно, решая про себя, не сошел ли я с ума. Я уже опять был в армии – мне пришло от Нины письмо, что все живы, вернулись домой. Оказалось, что Ковшуновых все же посадили в разные вагоны и уже везли в Германию. Но они проявили силу духа и смекалку, и все сбежали: и мать, и брат, и Нина. Домой вернулись в течение двух-трех недель в разное время. Брат выпрыгнул с поезда на повороте, мать сбежала на пограничной станции. Как я Ксении сказал, так и получилось, и она – писала Нина – до сих пор удивляется моему предсказанию.

В кавалерию через запасной полк

Почувствовав себя физически окрепшим, решил я оставить учительскую работу в школе села Хотиновка и идти на фронт. Обратился в Носовский райвоенкомат, не сообщая об этом в райотдел народного образования, ибо заведующий отделом намеревался выхлопотать мне бронь, чего я не желал. В начале декабря вызвали меня в военкомат, но я не сказал об этом никому, и председателю райисполкома не сообщил, чтобы тот не стал хлопотать насчет брони. В военкомате проходил медкомиссию вместе с местными призывниками. Врач один-единственный, на вид 90 лет, не меньше; он почти не слышит и плохо видит. Со мной был парень здоровенный, но глухой: оглох от пищи из лю)пина. Он говорит: «Меня уж не возьмут на фронт, потому что я глухой». Прослушал его старый врач – сам глухой! – и сказал: «Годен, годен: на фронт его!». Я сказал парню, мол, так и так, тебя на фронт. Он побледнел. Я говорю врачу: «Он ведь глухой». «А там ему лучше будет: не услышит ни пули, ни снаряда, в обозе будет служить!». Я парню все объяснил и еле-еле успокоил его. В военкомате вверили мне команду призывников, которую я и привел в Киев, в запасной полк. Однако вместе с ними и меня «затолкнули» в запасной полк, и не выпускают. Говорю: «Я же кавалерию догоняю, Первый Конный корпус» (а у меня на квартире в Хотиновке как-то переночевали офицеры-кавалеристы, и мы переговорили о возможности службы в их кавкорпусе). Подошедший к нам старший лейтенант спрашивает: – А ваши документы? – У меня в кармане, – говорю, – а вот этих я сдаю. – Нет, «Оставь надежду всяк сюда входящий». Это кто сказал? – Данте, – отвечаю, – над воротами ада написано. – Ну вот, здесь в запасном полку «выше ножку, шире шаг» поделаешь, а потом уже кавалерию свою догонять пойдешь. Я возразил ему, что этому нас уже обучили в Лукоянове, в педучилище. Дежурный офицер ответил: «Мы не бачилы, як вас обучалы» (мы не видели, как вас обучали). «Тормознул» меня – и все! И мы пробыли там целых шесть бесконечных дней: обучали шагать, бегать, ползать, стрелять, и при этом два раза в день кормили кое-какой баландой, потому что, сколько людей поступит – никто наперед не знал, и не могли вычислить, сколько продуктов надо привезти. Утром в 6 часов подъем и – бегом на занятия, и по-пластунски и тому подобное ползком перемещаться учили. «Да мы уже ползали!». «А я не видел», – командир говорит. Но больше всего надоела строевая подготовка «выше ножку, шире шаг». Стрельба по мишени из разных видов оружия – это было привлекательнее. Обучали нас инвалиды, которые после ранения не могли воевать на фронте. Бдительность и требовательность проявляли неимоверную, и зорко караулили, чтобы мы не убежали на фронт. На шестой день мы с бывшим партизаном Комбасовым, из одного со мной партизанского отряда, в окно с третьего этажа увидели, что подходят двое: подполковник и капитан, на них кавалерийская форма, шпоры. Нетрудно было догадаться: это – «купцы». Обрадовались, и тут же решили воспользоваться ситуацией и попроситься к ним в их часть на фронт. Старшина с автоматом дежурил у дверей, не выпускает. Пришлось мне изобразить заболевшего животом и попроситься срочно на улицу. Я схватился за живот: «Слушай, у меня случай неординарный, надо выйти!». Комбасов подтверждает: «Не видишь, мучается человек. Выпускай, а я за ним присмотрю!». – «Только недолго!». Говорю: «Это уж как позволит живот…». Спустились скоренько вниз – и к военным: «Товарищ подполковник, разрешите обратиться. Мы бывшие партизаны, и видим, что вы кавалеристы. Запишите нас, а то за нами сейчас прибегут!». – А вы кто: артиллеристы или кавалеристы? – Мы кавалеристы. – А нам артиллеристы нужны. – Ну и что, мы и артиллеристами можем быть. Я служил, – говорю, – в гаубичном артполку. – А где? – Во Владимир-Волынске, – «загнул» ему. (Это в двенадцати километрах от польской границы, туда было назначение из Москвы). – Капитан, проверь-ка, что они за артиллеристы, а я пойду, договорюсь, сколько мне отпустят людей. (500 человек тогда он набрал из запасного полка). Он ушел, а капитан спрашивает меня: – Так вы говорите, в гаубичном полку служили? – Да! – Давайте начнем с колес. Какие бывают у орудий колеса? – Товарищ капитан, ну что вы зря спрашиваете: точно скажу, квадратных и треугольных колес я нигде не видел – только круглые! – и сам улыбаюсь. И он улыбается: – А, правильно! Значит артиллерист. А он? – Посмотрите на его плечи: разве не артиллерист? Он как схватит за лафет любое орудие – и утащит куда угодно. Разреши – он и в Сибирь дотащит! А научить можно быстро… Подходит подполковник: – Ну, как? – Оба замечательные артиллеристы! – говорит капитан. Хлопнул меня по спине: – А ты моим адъютантом будешь! Насчет адъютанта я не вполне понял, скорее всего, он имел в виду должность ординарца, но назвал адъютантом. Но это для меня было неважно. Главное: нас записали в артиллерию при кавалерии, и уже не могли вернуть назад в запасной полк: мы едем на фронт.